Меня чуть не съели. Слава Богу, инцидент произошел в Сети, а не в реальной жизни, иначе писать эти строки было бы некому. Я запостил скромный комментарий про дистанционное обучение. Лучше бы я в клетку со львами вошел! Я простил и забыл всех, кто рассказал мне так много нового о моем отсутствующем интеллекте, пороках моих родителей, Страшном Суде, и неизбежной карьере маньяка. А вот тема, так живо волнующая общество, заинтересовала. Что же у нас в сфере образования происходит? Об этом лучше спросить у профессионалов Например, у Михаила Нянковского. Человек с четвертьвековым стажем работы в школе, Заслуженный Учитель России, победитель конкурса «Лучший Учитель года» в 1994 году, в последующие годы – член жюри этого конкурса. Кому лучше знать?
- Михаил Александрович, продолжаются горячие дискуссии о перспективах дистанционного обучения. Каково Ваше мнение о плюсах и минусах «дистанционки»?
- Вопрос непростой, у него есть разные грани. Поэтому мое мнение может быть отчасти дилетантским, хотя систему образования я знаю и как родитель, и даже как дедушка. Как учитель, пожалуй, тоже, хотя сейчас и не веду уроков. Переписываюсь с друзьями-учителями по всей стране, обмениваемся мнениями, в том числе – и о попытке реализации дистанционного образования. Пока ясно, что «дистанционка» в развитии образования – не шаг вперед, не шаг назад, и даже не шаг в сторону. На данном этапе это вынужденная мера. Отправить детей на каникулы на несколько месяцев было бы проще, и, возможно, лучше, но пришлось жить по сложному сценарию.
Дистанционное обучение может быть эффективным, и даже спасительным, в условиях пандемии. Может использоваться для детей, не имеющих возможности ходить в школу, скажем, детей с ограниченными возможностями или живущих в труднодоступных районах. Они без «дистанционки», теоретически, рискуют вообще не получить образования. В дистанционном режиме, и не исключено, что даже на более или менее постоянной основе, можно получать дополнительное, внешкольное образование. Но я абсолютно убежден, что заменить традиционное образование дистанционным просто невозможно. Это никому не нужно. Такая замена негативно и сильно скажется и на качестве образования, и на социализации ребенка. На формировании навыков жизни в реальных условиях. Я, честно говоря, плохо себе представляю как наши школьники за последние месяцы, отвыкшие от живого общения, вернутся в классы. Предстоит трудная адаптация.
На поверхности – несколько причин невозможности замены обычного образования. Первая, чисто техническая – неготовность школ, учителей, интернет-платформ, родителей. Представьте семью, в которой пятеро детей школьного возраста. Сколько у них дома компьютеров? Телефонов? Планшетов? Сколько комнат, чтобы развести учеников разных классов? Как родителям жить в «школе на дому»?
Большинство школ и учителей оказались не готовы к внезапному освоению полномасштабного дистанционного обучения. Часто учеба во время пандемии сводилась к передаче домашних заданий и фотографированию выполненных работ. Простите, это не образование. Техническую неготовность преодолеть можно и нужно. Пандемия подтолкнула к пониманию того, что этим надо заниматься. Сегодня одна пандемия, завтра другая, «дистанционка», скорее всего, еще пригодится. Учителя должны готовиться. Нужны обучающие курсы. Нужно совершенствовать платформы, на которых проводятся занятия. Нужно как-то унифицировать сам процесс.
Во время вспышки COVID пятиклассник нередко имел дело с десятком учителей, один из которых работал в WhatsApp, другой в Viber, третий - в электронной почте, и все в разном режиме. Так с детьми обращаться нельзя. Но главное – не технический аспект. Заменить традиционное обучение дистанционным нельзя потому, что образование – это процесс передачи живого опыта от живого человека к живому человеку путем живого общения. В последнее время мы не всегда следуем этому принципу и в обычном образовании, но сути дела это не меняет. Получение информации не заменит общения между учителем и учеником, потому что в речи учителя кроме информации есть и мотивация, и эмоции, и это нельзя терять. Для настоящего учителя важно видеть глаза ребят. Он разговаривает с детьми. Он ориентируется на настроение, которое царит в классе сегодня, на атмосферу дня, вплоть до погоды за окном. Завтра этот же урок он провел бы иначе. Важны жесты, мимика, интонация учителя. Важно подойти к каждому, кого-то погладить по голове, похлопать по плечу. По монитору можно хлопать сколько угодно – эффекта не будет.
Существуя внутри «дистанционки» мы утратили живое общение, и не только в формате «учитель - ученик», но и «ученик-ученик» - тоже. Ведь дети получают знания и навыки в процессе межличностного общения, оно, безусловно, обогащает. Групповая, коллективная работа, обмен мнениями между учениками, просто исчезли, и это неправильно. Я бы не рискнул утверждать, что за дистанционным образованием будущее.
- Бытует конспирологическая теория, что одна из целей поэтапного введения «дистанционки» - воспитание не слишком образованных рабочих и солдат. На Ваш взгляд есть в таких утверждениях рациональное зерно?
- Нет. Я не сторонник конспирологии, хочется верить в лучшее. И, кстати, не думаю, что солдат можно воспитать дистанционно.
- Некоторые считают, что пандемия показала не только слабость системы здравоохранения, но также и несовершенство системы образования в целом. Это так?
- Пандемия выявила всеобщую неготовность работать в экстремальных условиях. Здравоохранение, образование, культура, система государственного управления, бизнес – все оказались не готовы. Правда, поначалу мне казалось, что будет еще хуже, но как-то справляемся. Для русского человека выкручиваться из трудной ситуации – привычное состояние. Да и не мы одни, весь мир растерялся.
- Есть сторонники быстрых реформ, считающие, что система образования устарела, и выполняет задачи актуальные для XIX, но не для XXI века. Каково Ваше мнение о консерватизме в образовании?
- Система образования должна быть немножко консервативной. Люди, уже имеющие образование, опираются на многовековой опыт человечества и передают его детям, у которых этого опыта нет, нет опоры. Поэтому мы изучаем историю, законы физики, открытые в XIX веке, законы биологии, открытые в XVIII веке. Какой смысл в жизни человечества, если каждое следующее поколение не будет опираться на сделанное предшественниками? Я не верю в то, что если дать ребенку навык общения с компьютером, то дальше он сам все найдет. Именно такое «образование» предлагают особо горячие головы. Но компьютер кто-то должен собирать. Интернет кто-то должен наполнять содержанием, серьезным, научным, корректным. Если мы хотим видеть наших детей всего лишь уверенными пользователями – дискуссии об образовании как таковом излишни. Если мы хотим, чтобы наши дети немножко развивали человечество, им нужно дать уже накопленный человечеством опыт.
А «антиконсервативный» аспект вопроса - новые задачи. Первая - научиться прогнозировать. Мир стал меняться очень быстро. Сегодняшний пятиклассник будет осваивать профессию лет через 10-12. Ему предстоит жить в мире неизвестных нам профессий, других компьютеров, и возможно – не таких как сегодня людей. Сегодняшние исследования по этому поводу - нечто вроде «коллективного Жюля Верна»: что-то сбудется, что-то нет. Как научиться прогнозировать – не знаю, но нам очень нужно хотя бы попробовать это делать.
Вторая задача - дать ребенку навык саморазвития, чтобы он не только знал, чего достигло человечество до сегодняшнего числа, но и мог дальше, без учителей, без родителей, осваивать то, чего мир будет достигать. Научить получать новые знания - самое сложное и самое важное. Кроме того, нужно еще сформировать потребность в саморазвитии. К сожалению, именно недостаток такой потребности – наша «ахиллесова пята», болезнь века. Человек, 20 лет назад закончивший институт, и с тех пор не открывавший ни одной книжки, ни одной статьи по своей профессии, как правило убежден, что с его-то опытом можно решить любую задачу. Потребность быть в курсе произошедших в науке, в практике, на производстве изменений сегодня в принципе низковата, но это проблема уже не только образования, но и нравственного климата в обществе.
Технология против творчества. Пока побеждает технология.
- Сегодня часто противопоставляют западную, тестовую, систему образования и стремившуюся к универсализму советскую. Какая, по Вашему мнению, предпочтительнее?
- Я начинал в советской школе, и не считаю советскую систему образования провальной. Как была сформулирована главная задача образования? Формирование гармонической личности. Мы не решили эту задачу, но мы ее решали, и во многом – успешно. Попросите сегодня любого сантехника старше 50 лет прочесть наизусть стихотворение Пушкина. В худшем случае он перепутает с «Парусом» Лермонтова, но что-то вспомнит все равно. А молодой выпускник технического ВУЗа не всегда даже годы жизни Пушкина знает. Хорошо это или плохо? Не знаю. В США задачи чтобы сантехник цитировал, например, Лонгфелло, видимо, никогда не ставили. Главное, чтобы он был хорошим сантехником, акцент на практику. В последнее десятилетие мы тоже усилили практическую направленность нашего образования, это очень хорошо. Но, в вопросе отказа от фундаментальных принципов надо быть крайне острожным. Сегодня практически во всех школах после 9 класса идет профилизация. Это правильно, обучение в колледжах стало более популярным, ребята с хорошими оценками идут в колледжи. Да, 10-11 класс – это нацеленность на университетское образование и фундаментальную науку, а колледж готовит к практической деятельности.
Но есть нюанс. Гуманитарные предметы в большинстве колледжей преподают по очень сокращенной программе. Результат – многие выпускники колледжей Пушкина и Лермонтова знают, а Толстой и Достоевский уже остаются вне их кругозора. Русский человек, не читавший ни одной книги Достоевского, – нонсенс. Пусть он будет хорошим специалистом, но Россию знают за рубежом не как страну выдающихся сантехников, а как страну Достоевского, Толстого, Чайковского, Менделеева. Излишняя специализация, излишний практицизм духовно обедняют. Вспомните историю русской интеллигенции. Кем бы ни был дореволюционный русский интеллигент – врачом, инженером, путейцем, офицером, он всегда был человеком начитанным, знающим историю и литературу и владеющим словом.
Мой прадед, окончивший в Киеве университет Святого Владимира и всю жизнь посвятивший практической медицине, оставил моему деду, который тоже стал врачом, дневники. Сугубо медицинского содержания, но как они написаны! Высочайшая культура владения словом, просвечивающая начитанность, скрытое цитирование, опора на русскую литературу, которую не прочитать врач не мог в принципе. Обычный врач-практик. Именно поэтому такие врачи не лечили набор симптомов набором лекарств, а исцеляли человеческие недуги. И не работали врачами, а служили, от слова «служение». Духовно развитые люди оказывались лучшими профессионалами, чем специалисты, ограничившиеся освоением профессиональных навыков.
- Современное российское образование в большей степени ориентировано на практицизм?
- Я говорил о том, чего хотелось бы. К сожалению, по моим наблюдениям, изменения, происходящие сейчас в образовании, ведут его в совершенно противоположную сторону. Я могу ошибаться, может быть, ныне практикующие учителя меня поправят, но мне представляется, что образование последнего десятилетия стало излишне технологизированным. Введены Федеральные государственные образовательные стандарты, разработаны так называемые образовательные технологии. Они предписываются учителю. Учитель предписывает технологические ходы и алгоритмы ребенку. Все это довольно строго проверяют. Это мы и называем современным образованием.
Я уже 25 лет как являюсь членом жюри конкурса «Учитель года», бываю на учительских семинарах, фестивалях. Я вижу, как учителя проводят уроки. В последние годы, при всем личностном разнообразии учителей, уроки стали очень похожими. План урока почти идентичен для физики, химии, музыки, литературы. Все прописано. Все стандартизировано. Учителей проверяют на соответствие. Они, может быть, и хотели преподавать иначе, но боятся. Мне кажется, что проблема не в стандартах, а в неправильном к ним отношении. Стандарт - основа, а не регламент работы. Само слово «технология» пришло в образование недавно. Когда я начинал работать, казалось странным сказать «я на уроке использовал такую-то технологию». Все-таки мы общаемся с живыми детьми, не со станками… Сегодня это привычно, и прямо прописывается не только технология работы учителя, но и то, что «учитель, прежде чем организовать деятельность школьника, должен дать ему четкую инструкцию…» Вроде бы правильно, но это нужно как-то очеловечивать. Очень много «деланного» стало в процессе образования, перестали разговаривать с детьми как с нормальными людьми. Как с людьми, которые чуть меньше знают, но ничуть не хуже нас. Инструкции и технологии превратились в самодовлеющее явление. Вряд ли можно говорить о духовности, о творческом поиске, в атмосфере «шаг вправо, шаг влево – это нарушение»
В ЕГЭ та же тенденция – все слишком прописано. Например, «написать сочинение, не более 200 слов». Это еще и оценивается, чтоб не 201 и не 199. А ведь сочинение - одна из немногих форм, где мы можем дать ребенку возможность самовыразиться. Поразмышлять, высказать свое мнение, может быть, ошибиться. А когда мы начинаем это так жестко ограничивать – чего ожидаем в будущем? Он так и будет по 200 слов выдавать.
Интернет – это всего лишь инструмент: как используешь, такой и будет результат
- Интернет является фактором риска в процессе формирования детей?
- Интернет, это как пистолет – можно Родину защищать, а можно совершать преступления. Это инструмент, его вред или польза на 100% зависят от людей. Пугает то, что сегодня средством массовой информации может стать каждый. Не хочется апеллировать к советскому опыту, но в данном случае – стоит. Раньше, чтобы пробиться на страницы журнала, нужно было пройти редактуру специалиста. Проверялась фактическая точность, новизна и актуальность, стилистическая и языковая грамотность. Неграмотная строчка, опубликованная огромным тиражом, воспринималась как катастрофа. Нужно было доказать свое право высказать суждения или принять участие в обсуждении какой-либо публикации. Сегодня – нет проблем. Я самый умный, пишу, что хочу, обязательно отмечусь в комментариях на любую тему, у меня есть свое мнение по любому вопросу, оно у меня правильное, и правильное только у меня. Когда люди, неспособные элементарно сформировать свое суждение, судят обо всем и заявляют об этом всему миру, возникает жуткая неразбериха. Общественное пространство наполнилось информационным мусором. Взрослый человек со сформированными представлениями о жизни в состоянии отсеивать зерна от плевел. А сознание и принципы молодого человека, с детства жившего и формировавшегося в интернет-среде, скорее всего, будут сильно деформированы.
- Но ведь ограничить влияние Интернета невозможно?
- Юридически или технически - невозможно. А вот педагогически – можно и нужно. Школе, наверное, пора заняться воспитанием интернет-грамотности и интернет-культуры. Первые ростки таких начинаний есть, но системы нет. Ее нужно создать, поскольку сегодня научить ребенка писать посты также важно, как научить писать сочинения. Научить реагировать на чужие публикации, комментировать их. Формировать нравственный аспект пользователей интернета. Если этим пренебречь, последствия будут тяжелыми. Интернет – модель общества, там тоже необходимы правила поведения, которые должны формировать педагоги. Если делать вид, что у нас все хорошо, а интернет можно выключить и забыть – это нанесет вред моральному здоровью общества. Чтобы учить детей вести себя в интернете должным образом, нужны часы, ресурсы, но это не тот случай, когда можно экономить. Сегодня делать вид что дети живут только 6 часов, пока мы их видим, и думать, что, когда они выходят за пределы школы или заходят в Сеть, – они такие же - абсурдно.
О нынешних молодых учителях и о себе, молодом учителе
- Как давний член жюри конкурса «Учитель года», Вы можете отметить снижение или повышение профессиональной состоятельности учителей?
- Трудно судить «за всю Одессу», на конкурсах и фестивалях я вижу лучшие образцы. Но по «сливкам» можно составить мнение и о «молоке». Современный молодой учитель гораздо более эрудирован и широко образован, нежели мы в его возрасте. Это мы вчетвером, заглядывая друг другу через плечо, читали журнал с опубликованными рассказами Кафки, потому что он один на весь город был. У молодых возможности другие. Более широкий взгляд на мир. Они более свободные. Они лучше знают молодежную субкультуру, сами вчерашние ровесники учеников. Но… я уже говорил о технологизации. В них этого больше. Многим не хватает творческого начала, выдумки. Это не вина, а беда – предписания и инструкции надо выполнять, а творчество с тебя никто не спросит.
- Разве когда-то Вы были свободнее в творчестве?
- Я начинал в 1983 году и, пусть это покажется странным, но мы были очень свободны. Запросто могли на уроке о литературе 30-х годов, где следовало говорить про коллективизацию и индустриализацию, вместо того чтобы нудеть о Панферове, рассказать о Платонове или Булгакове. Какие претензии, ведь это тоже писатели 30-х годов?! Перестройка и 90-е вообще вспоминаются, как лучшие годы – твори, выдумывай, пробуй. Рухнуло все, учебников нет, старые программы не работают, новых не придумали. Делай, что хочешь. И мы делали. Мы тогда разработали свою программу по литературе, на мой взгляд она актуальна и сегодня; я принял участие в создании учебника, который до сих пор существует, 25 лет, четверть века.
Не спорю, свобода тех лет позже приняла крайние формы, последовавшие ограничения в системе образования были логично обоснованы. Но как только мы начинаем ограничивать, мы ведь тоже удержу не знаем! Античный идеал, провозглашавший чувство меры наилучшим из чувств, увы, забыт. Вот сейчас, в процессе продолжающегося наведения порядка, возникла идея единого учебника. Понимаю, 25 учебников – это плохо. Дети живут на одной лестничной площадке, учатся в разных школах, один думает, что Кутузов выиграл Бородинскую битву, другой – что Наполеон. Согласен, так нельзя. Но что такое единый учебник? Один, как луна в небе? Это один взгляд. А взгляды на историю, литературу, и даже на биологические и химические процессы, могут, и должны, быть разными. Это залог развития. А залог чего единый учебник, в котором все правильно, и отступать от написанного нельзя, и больше ничего не надо? Слишком все жестко.
- Вы так тепло отзываетесь о школе... Почему Вы ушли?
- Я уходил долго и мучительно, погрузившись в издательскую деятельность, еще 7 лет совмещал ее с преподаванием. Я и сейчас считаю профессию учителя одной из лучших. Но есть профессиональное выгорание. Не выгорает только тот, кто плавно притекает на работу, плавно утекает домой, и не подпускает работу близко к сердцу. У меня не вышло. Обычно после хорошего урока рубаха на спине была мокрая. Выкладываться по 6 часов каждый день всю жизнь нельзя.
- А Вы удачно «отдых» выбрали? В издательском деле кризис, крупные издательства «съели» все мелкие и печатают всякую чушь, денег нет ни у кого. За счет чего выживает Ваше «Академия 76»?
- Мы – крошечное региональное некоммерческое издательство. Я работал в крупном коммерческом, то есть, зависящем от тиражей и прибылей, издательстве, это осталось как опыт. В штате «Академии 76» один сотрудник, это я, остальные на договорах. Держать штат нет смысла, в сегодняшних экономических реалиях ни одно региональное издательство не способно жить за счет продаж. Без финансовой поддержки наших проектов мы существовать не можем.
- Кто дает деньги?
- Чаще всего – никто. Я получаю материал, работаю с ним, и пытаюсь понять, что значит этот текст для регионального сообщества. Потом думаю, кому из людей, имеющих средства, это может быть интересно. Предлагаю предприятиям, организациям или частным лицам не просто книгу, но некий социально-значимый проект. Иногда долго работаешь, уже и макет книги почти готов, а денег все нет, и не знаешь где взять. Но, к счастью, в Ярославле есть люди, обладающие средствами, вроде бы и далекие от литературы, но понимающие значимость духовных, гуманитарных проектов. Гнаться за большой прибылью несерьезно, региональный рынок очень маленький. Мы стараемся выпускать книги не шикарные и дорогие, а доступные студенту, пенсионеру, школьнику. Мне важно, чтобы они читали наши книги.
Упрощает ситуацию то, что больших прибылей мне не надо, «кормить» никого не нужно, а сам я, как учитель, привык к скромным заработкам.
- Что Вы предпочитаете издавать?
- Наиболее востребованная на региональном рынке тема, – краеведение, все остальное делают столичные издательства. Раньше я как-то прохладно относился к краеведению, но, когда занялся историей края, понял, что это неисчерпаемая сокровищница. Общаться с прошлым, с предками – это безумно интересно. Сейчас, например, готовится к выходу книга по истории Волковского театра, над которой второй год работаем, за это время едва ли не всю театральную периодику XIX - начала XX века перечитал. В работе интересный материал о Ярославской большой мануфактуре, из ранее неопубликованного. Готовим большой сборник стихов моего давнего друга Олега Парамонова, которого давно мечтал издать. В общем получается около 10 книг в год, рекорд – 20.
- Вы написали две книги «Черновик» и «О тех, кого помню и люблю…» И все. А как же «писательский зуд»? Продолжить не хочется?
- Как почувствую зуд – продолжу. Мне сейчас интересно заниматься чужими книжками. Я числюсь директором издательства, но я же и редактор, и составитель и пр., и пр. Готовить созданные сто лет назад рукописи к печати, проверять цитаты и факты из тех областей жизни, которых раньше никогда не касался, - это невероятно интересно! Места для собственных книг внутри меня пока нет – все занято.
- В свое время Вы вышли из КПСС за день (!) до путча. Это интуиция? Или ангелы-хранители? Могли бы и неприятности нажить…
- Ну что Вы, какие уж там неприятности! Я сдал партбилет в школу, а его даже до райкома не донесли – началось такое, что не до меня стало. Мне этот билет секретарша лет через 20 вернула, когда я случайно в школу зашел. А вышел я из партии потому, что обстановка там сложилась ужасная. Исключили Яковлева, Шеварднадзе, я и подумал – а мне-то зачем оставаться?
- Что Вы думаете о сложившейся политической ситуации?
- Она малоприятна, но говорить об этом не хочу. Нам трудно оценивать явления, внутри которых мы находимся, а раздавать безответственные оценки – не мой стиль. Мое молчание не означает, что мне это неинтересно. Просто я иногда думаю, как легко сегодня, например, оценивать, правильно ли Бунина отнесся к революции, но я ставлю себя на место Ивана Алексеевича и думаю – а я бы разобрался в той буре? Тогда, а не сейчас. Наверное, нет. Огульной критики существующего положения дел я не принимаю, видимо в меня крепко въелся комсомольский девиз «Критикуешь – предлагай». Я не чувствую, что понимаю ситуацию настолько хорошо, чтобы предлагать, пусть этим займутся политики-профессионалы. Знаю твердо, что у меня, в отличие от многих, нет ни малейшего желания свою страну покидать. И знаю, что в любых условиях надо делать свое дело. Я вспоминаю свою бабушку. Она родилась в 1889 году. Пережила все. Русско-японскую войну, Первую мировую. Февральскую революцию - в Думе. Октябрьскую - в Смольном. Испанку. Гражданскую войну. Коллективизацию и индустриализацию. В годы репрессий «на всякий случай» узелок всегда держала под кроватью. Пережила и Отечественную войну. И всю жизнь, со времен Гражданской, она лечила детей. Так же работали и мои родители. Мама 47 лет в Соловьевке. Отец строил Ярославль с 1956 года по 90-е. Мне кажется, что книги, над которыми я сейчас работаю, делают людей чуть более разумными, грамотными, думающими и чуть менее управляемыми. Я буду делать свое дело независимо от того, «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе», какая власть, и какая погода.
- У Вас взрослые дети. Их бизнес и работа не пострадали из-за пандемии?
- Судя по тому, что они мне рассказывают, нет (хотя, может быть, не хотят расстраивать). Бизнес сына связан с продуктами питания, это тема вечная, они при любой пандемии нужны. А дочь работает мамой. Как раз она и почувствовала на себе все прелести дистанционного обучения. Не хотите поговорить?..
Беседовал Дмитрий Зраднин
