В стремительно ускоряющемся современном мире телефонные и face-to-face социологические опросы сталкиваются со все большим количеством трудностей: достижимость респондентов снижается в результате неиссякаемого потока маркетинговых телефонных звонков, все меньше людей готовы потратить свое время на общение с интервьюером, в то время как цифра все масштабнее захватывает все области нашей жизни. В этом году ВЦИОМ запустил инициативный всероссийский интернет-опрос «ВЦИОМ-Онлайн», ставший первой в России репрезентативной онлайн-панелью. Первые шаги в совершенно новой области сами по себе являются отдельным исследованием, в котором опыт коллег по цеху не просто важен, а совершенно необходим. О том, как и зачем была создана региональная онлайн-панель, с какими трудностями пришлось столкнуться на этом пути и какое будущее ждет онлайн-опросы — в интервью с Евгением Голубевым, руководителем социологического центра «Хи-Квадрат», главным редактором интернет-портала «Клуб социологов».
Расскажите, пожалуйста, о Вашем опыте в этой сфере. Какие были первые шаги? С чем пришлось столкнуться?
Мы очень давно задумывались по поводу онлайн-панелей. Лет пять назад был первый подход, он оказался совершенно неудачным: не смогли решить вопрос с софтом. Мы обращались к квалифицированным программистам, но никто не взялся за решение этой задачи, а те, кто все же предлагал попробовать, выставляли за свои услуги безумные деньги, которых у нас тогда не было. Параллельно мы очень внимательно изучали опыт реализации потребительских панелей OMI и Tiburon. Я общался с руководителями этих компаний, в политические опросы они не верят и не занимаются ими, а вот потребительские панели — это как раз то, что они умеют и практикуют.
У меня тогда возник совершенно технический вопрос: а как ваши баллы доходят до потребителя? Ведь конечному пользователю неинтересно получать бенефиты спустя два-три месяца, когда он уже обо всем забыл. А это значит, что он не будет дальше участвовать в ваших опросах, он просто не вернется, а вам придется все время набирать новых потенциальных респондентов. Коллеги тогда туманно ответили, что у них всегда большой запас по этим панелям. Но для меня это стало поводом задуматься: раз потребительские панели как-то работают при наличии очевидных изъянов с расчетами, то надо попробовать решить проблему с расчетами, ускорить их, насколько это возможно, и получать обратную реакцию в виде онлайн-данных.
Первый наш опыт был через таргетинг. Мы пытались сделать классическую панель: с людьми, которые активно хотят участвовать в опросах и делают это регулярно (то есть все время это практически одни и те же люди). «Проба пера» состоялась в ноябре 2021 года, она оказалась не очень удачной, но мы почувствовали, как это все функционирует. Мы поняли, что таргетинг в принципе работает, можно дотянуться даже до труднодосягаемых целевых аудиторий (в первую очередь это пенсионеры и жители сел), если докрутить таргетинг в правильном направлении и включить многоканальность (не только социальные сети и мессенджеры, но и разные аккаунты в одной социальной сети).
Таким образом, испробовав различные способы достижения через таргетинг, уже в феврале 2022 г., когда мы делали четвертую волну по нашей, как мы думали, онлайн-панели, мы столкнулись с проблемой. От тех, кто участвовал в панели в ноябре, к февралю осталось 2%, хотя изначально эти люди говорили, что готовы участвовать хоть каждый день. Потом, когда мы стали смотреть старые массивы, оказалось, что уже во второй раз, когда мы делали очередной онлайн-опрос, нам изначально дали согласие 25%, а реально участвовали только 7%. К третьему нашему замеру мы поняли, что классическая панель — это не рабочий инструмент. Нужно иметь огромный запас адресов и телефонов, чтобы набрать нужных респондентов в необходимом количестве хотя бы по каждому возрастному составу.
Собственно, после этого мы активно занялись сбором баз данных. Сейчас у нас где-то 44 тысячи потенциальных респондентов, мы еще даже не всем разослали приглашения на участие в панели. Тем не менее, я думаю, этого количества не хватит даже на ближайшие три опроса, потому что после начала специальной военной операции на Украине достижимость по онлайну резко просела.
Предпоследний опрос мы делали в конце февраля, а следующий — уже в начале апреля, когда страсти немного улеглись. В марте я даже не решился что-либо проводить, потому что та внутренняя истерия, которая наблюдалась у респондентов, не давала вообще никаких адекватных результатов. Так вот, достижимость по нашему онлайн-опросу за это время упала в 2,5 раза: условно говоря, то количество респондентов, которое мы собирали в феврале за три дня, в апреле мы добирали за семь. Приходилось задействовать гораздо большее количество аккаунтов и тратить больше денег на рекламу. Отчасти это было связано с запретом из группы Meta[i] (Facebook и Instagram), потому что VPN с точки зрения массовости, честно говоря, не спасает. Было стойкое ощущение, что доля перешедших из Facebook в «ВКонтакт» — меньше одной десятой, большая часть перешла «на постоянное место жительства» в Telegram, а Facebook стали использовать редко, да и то как дополнительный канал связи, а не основной, каким он был до марта 2022 года. Все это сильно затруднило достижимость нужных респондентов в Facebook и Instagram, а они отличались своей спецификой. Instagram — это так называемые продвинутые горожане, Facebook — интеллигенция. Выяснилось, что «ВКонтакте» эти группы населения добираются плохо: количество есть, но качество социальных групп страдает. И это большая проблема, потому что сейчас мы готовимся запускать шестую волну нашей онлайн-панели, и не знаем, как правильно выстроить эту коммуникацию. Помимо всего прочего в соцсетях (и в «Одноклассниках», и во «ВКонтакте») работает внутренняя цензура: они продвигают далеко не все посты, за которые ты готов заплатить.
Еще один важный момент. В апреле мы не добирали сельских жителей и городских бюджетников, хотя в феврале проблем с этим не наблюдалось. Раньше с большими городами все было просто (например, Ярославль и Рыбинск мы спокойно добирали за два-три дня). Люди, которые сидели в соцсетях, относительно свободно и легко достигались. Версии здесь могут быть разные. Либо сейчас идет очень сильная внутренняя накачка по профессиональной линии (директора школ, заведующие детсадов, главврачи больниц и поликлиник и т.д.), либо людям стало проще на все эти вещи никак не реагировать, просто исчезнуть из поля зрения и все. Проблема доступности селян — это, на мой взгляд, следствие влияния телевизора, люди не хотят проявлять свои искрение эмоции, и поэтому ушли в глухую оборону: лучше молчать, чем говорить. Я думаю, это гораздо более серьезная проблема, чем, условно говоря, проблема доставки наших ссылок респондентам. Мы можем увеличить в три, в четыре, в пять раз общее количество рассылок, но это может не дать адекватного результата с точки зрения ответов правильных групп населения, без которых картина получается, мягко говоря, неполной.
Сейчас мы стоим перед большой проблемой: как дальше развивать онлайн-опросы? Интуитивно я понимаю, что за этим будущее, но эта пелена молчания со стороны респондентов может остаться с нами надолго. Первые эмоции у людей схлынули, а внутренний кризис, как мне кажется, не прошел, потому что события на Украине порождают состояние неопределенности: они уже достаточно длительные, ясности нет, нет и внятного образа будущего, непонятно, что будет завтра, а что говорить про сегодня?.. Я думаю, нас ждет снижение не то что доверия к опросам как таковым — люди уже сейчас не понимают, зачем их спрашивают о чем-то, для чего это все, если их мнение не имеет никакого значения. И как в такой ситуации их выводить на откровенный разговор — это глубокая методологическая проблема. Задача уже даже не в том, каким образом достигнуть этих респондентов, а в том, как попытаться разговорить людей в принципе. Это вопрос не способа коммуникации, это вопрос доверия, он гораздо более глубокий и серьезный. Мне кажется, социология, по крайней мере в отношении социально-политических опросов, сейчас столкнется с большой проблемой, потому что люди не будут понимать, для чего все это. Как следствие, нас ждет падение достижимости респондентов, независимо от того, каким способом мы будем пытаться их достичь: f2f, по телефону или онлайн.
Ваша панель уникальна тем, что она региональная, то есть вы рекрутируете и опрашиваете людей именно вашего региона. Немного возвращаясь назад, к истокам: чем была обусловлена необходимость создания этой панели? Это был внешний запрос или ваша внутренняя инициатива?
Это была моя собственная инициатива. Я уже говорил, что наш первый заход не получился, потому что мы не совладали с софтом. У меня было четкое интуитивное понимание того факта, что люди неуклонно уходят в онлайн, это мейнстрим. Все сервисы переходят на цифру, и стало понятно, что если крупные IT-компании типа «Сбера», «Яндекса», «ВКонтакте» захотят реализовать эту функцию на своих платформах, то они это сделают лучше, чем социологи, просто в силу того, что у них есть готовая рабочая платформа. Но они почему-то до поры до времени этого не делают или, по крайней мере, не показывают, что делают. Есть таргетинг, анализ больших данных, но социально-политических исследований нет совершенно, нет такой открытой и понятно-работающей потребительской панели, несмотря на то что Tiburon и OMI об этом заявляют.
Как-то я случайно воспользовался данными их панели по лакокрасочной отрасли. У нас в Ярославле есть лакокрасочный завод, и мне показали их отчеты, в том числе и их недостатки. Оказалось, что целевую аудиторию они добирают плохо: и профессиональный сегмент, и даже потребителей лакокрасочной продукции, которых в России миллионы. И я подумал: раз за пять лет никто так и не создал качественный продукт, то кто-то же должен наконец это сделать. Это было, скорее, интуитивное желание довести до логического конца свою изначальную идею.
Даже если сейчас нет заказчика, он все равно рано или поздно появится, потому что люди дойдут до понимания того, что онлайн-опросы — это, как минимум, быстро. Безусловно, у них есть объективные ограничения, о которых я уже частично говорил (достижимость бюджетников, селян). Но, с другой стороны, уровень урбанизации, например, Ярославской области составляет 87%, а 60% населения вообще живет в двух городах — Ярославле и Рыбинске. Да, с точки зрения точных электоральных опросов и особенно прогнозирования онлайн-панели — пока не очень хорошо работающий инструмент, потому что все равно выпадает определенная часть людей, которые голосуют и при этом они не отражаются в онлайн-опросах. Но мне кажется, можно придумать функционал с добором тех же селян по телефону. Конечно, это методологически непростая задача, потому что возникает вопрос сопоставимости данных — все-таки техника опроса разная. Но, с другой стороны, год назад были выборы в Госдуму, и те же телефонные и f2f опросы тоже дали ошибку. И проблема вовсе не в том, правильно или неправильно спрашивал интервьюер, внутреннее молчание родилось не во время начала специальной военной операции, а гораздо раньше, сейчас просто эта проблема масштабировалась. Все равно надо работать с людьми, которые не отвечают на вопросы откровенно, их надо как-то ловить, пытаться переводить из статуса молчания в статус какой-то интерпретации этого молчания. Возможно выведение на какие-то более объективные проценты, которые в итоге влияют на результаты исследований.
В сентябре 2021 г. во время выборов в Госдуму РФ мы делали экзитполы по двум федеральным округам, в одном мы попали, во втором промазали на десять процентных пунктов в отношении кандидата от ЕР. Это много. Интервьюеры были практически одни и те же. И когда мы потом стали проводить анализ, выяснять, почему так получилось, оказалось, что просто в одном из округов была очень сильная протестная повестка. Это был г. Ярославль, где респонденты не хотели напрямую отвечать на вопрос, почему они проголосовали так или иначе. То есть они давали социально одобряемые ответы на вопросы анкеты, говорили, что голосуют за «Единую Россию», а реально голосовали за «Справедливую Россию» или за коммунистов, и таких оказалось аж 15% респондентов. А сейчас, по нашим расчетам, таких 25%. И что с этим делать? Пока непонятно. Необходимо придумывать какие-то проективные методики для интерпретации мнения этих молчунов и «социальных одобрямцев», которые или вообще ничего не говорят или говорят одно, думают другое, а делают вообще третье.
Возвращаясь к Вашему вопросу, создание онлайн-панели было моей инициативой, основанной на интуитивном понимании того, что эта тема будет продвигаться. Заказчика у меня нет, я пытаюсь контактировать с нашими властями и показывать им плюсы и минусы всех этих методов. Но пока им все это до фонаря. Потому что нынешние региональные власти — это такие департаменты администрации президента по управлению местной территорией: они сами никакие решения не принимают, просто выполняют все, что говорят в Москве. Собственной инициативы — ноль, и думать про будущее они не хотят. С другой стороны, я вижу ряд губернаторов в Российской Федерации, которые думают про будущее, поэтому есть надежда, что рано или поздно онлайн-панель станет востребована. Но на региональном уровне этот процесс идет гораздо медленнее, чем на федеральном.
Опросы, которые Вы сейчас проводите, все-таки социально-политического толка? Это какие-то важные для региона темы?
Да, это, безусловно, темы, важные для региона. Когда мы делаем таргетинг и рассылаем все эти посты в интернете, мы всегда заявляем одну социально значимую тему, которая действительно волнует людей: сбор твердых бытовых отходов, здравоохранение, дороги и т.д. Понятно, что это только одна из тем анкеты, а их там может быть и пять, но люди на это реагируют.
Один раз мы собрали тысячную выборку за три дня. Во многом это была случайность. Как раз в феврале 2022 г. мы опрашивали респондентов на тему здравоохранения, а тогда был очередной пик заболеваемости ковидом. Масса людей была в больницах, и там они столкнулись с нелицеприятной реальностью: третья волна, омикрон, очереди, ругань и т.д. Вознаграждение за участие в опросе по этой теме у нас попросили только 7% респондентов, все остальные 93% были готовы отвечать бесплатно. Тема была настолько актуальная, живая и горячая, что людям было важно просто донести свою точку зрения.
Поэтому нужно хорошо чувствовать внутреннюю повестку дня. Люди откликаются на горячие темы: если таковая присутствует в опросе, база и выборка набирается быстрее. Если это будет какая-то скучная история про доверие президенту, «Единой России» и так далее, с добором будет беда. Поэтому мы всегда анонсируем какую-то социально значимую проблематику, которая близка людям, но под это дело, конечно, закладываем и рейтинги губернатора, и мэра, и всю политическую составляющую. Но именно как дополнительные темы.
Вы уже говорили, что есть определенный отсев респондентов, но как долго участник может сохраняться в вашей панели? Можете ли вы одному и тому же респонденту из волны в волну высылать приглашение поучаствовать в опросе?
Когда мы получили первую статистику по отсеву, мы поняли, что на третий раз из предыдущего списка остается только 2%. Мы решили присылать приглашения раз в полгода тем людям, которые уже участвовали один или два раза. То есть мы набираем новичков, но рано или поздно новички тоже закончатся — просто в силу того, что кто-то не отвечает, кому-то это неинтересно, у кого-то домашние заботы. Но пока у нас есть запас. Вот когда запас закончится, мы столкнемся с проблемой, как мотивировать людей, потому что на голом энтузиазме это долго не продержится.
Пока мы платили нашим респондентам от тридцати до сорока рублей, но мы не пытаемся делать большие анкеты, максимум на пятнадцать минут. Рано или поздно интерес у людей иссякнет. Тема здравоохранения интересна — отвечают, тема про экономику неинтересна — не отвечают. И проблема с достижимостью рано или поздно встанет остро, нам придется рекрутировать старых респондентов. И какой там будет отклик? Никаких ста процентов не будет. Если очень повезет — процентов сорок, а реально — в пределах десяти.
Вы упомянули, что используете денежное стимулирование. Вы переводите оплату респонденту на телефон?
Когда мы проанализировали опыт OMI и их панелей, то поняли, что история с баллами — это не дело. Нет никакой мотивации участвовать в этом опросе. Мы тоже присутствуем в их панелях, смотрим, какие присылаются анкеты, проходим их. И проблема там не только в баллах, но еще и в неправильном сегментировании рынка. Мне время от времени попадаются эти анкеты. Например, регулярно приходят такие анкеты: собираетесь ли вы в ближайшее время покупать автомобиль? Да, я собирался покупать автомобиль, но меня отсеяли. Знаете, по какому критерию? По критерию возраста. Мне 55 лет, а это значит, что я не перспективный потребитель автомобилей. При этом у меня есть деньги, есть желание, и я реально рассматривал возможность покупки автомобиля стоимостью более двух миллионов рублей, но я не в их панели. Я им был неинтересен.
В какой срок в среднем вы собираете опрос? Три дня?
Три дня, о которых я упомянул, — это необычно быстро для нас. Вообще, пять-семь дней. Последний апрельский мы собрали за семь дней: как раз уже были заблокированы соцсети компании Meta, появились проблемы с таргетингом и в «Одноклассниках», и во «ВКонтакте», все это прибавило три дня. Наверное, сейчас придется думать, как делать прямые рассылки по телефонам, потому что, если эта практика по запретительной политике соцсетей будет продолжаться, таргетинг рано или поздно окончательно встанет. По крайней мере, в отношении опросов на социально-значимые темы.
А выборка каждый раз 1000 анкет или тоже по-разному?
Начинали мы с четырехсот, а сейчас остановились на тысяче. Наверное, для региональной панели это даже многовато, но мы хотим получать отдельную представительность по Ярославлю, а только там необходимо четыреста. У нас половина избирателей живут в одном городе, поэтому мы совмещаем приятное с полезным, чтобы видеть оба среза. Наверное, можно меньше, но пока таргетинг — это очень дешевое удовольствие. За февральскую волну мы потратили всего двенадцать тысяч с учетом вознаграждения. Но там было всего 7% людей, которые попросили вознаграждение. В апреле их было уже 40%, то есть вся эта истерика зря не прошла. Но, поскольку мы платим немного (30-40 рублей), то мы стараемся платить быстро, в течение недели.
Может ли человек без приглашения попасть в вашу панель? Любой человек может подключиться к вашим опросам?
Мы никого не ограничиваем. Можно сказать, что это военная хитрость или просто бытовой, рациональный подход. Более того, у нас идет перекос выборки по определенным возрастам: то есть мы задаем для себя квоту, но берем всех. Чем больше — тем лучше. А потом начинаем хитрить с массивом. Итак, у нас есть перебор по определенным возрастам (в основном это, конечно, молодежь) и недобор по селу, бюджетникам и пенсионерам. Сначала мы пытаемся работать с весами, что мне, честно говоря, не очень нравится: ну не дают они корректной и адекватной картины. Увеличиваешь долю тех возрастов, которые ты недобрал, уменьшая долю других. Я уж не знаю, насколько это правильно методологически — чтобы сравнять пропорции, я просто удаляю анкеты людей, которые перебираются по квотам. И еще убираю анкеты так называемых кликеров — это те, кто очень быстро проходит онлайн-анкету, а таких достаточно много — 8-9% почти на каждом опросе, и чаще всего это молодежь. Поскольку молодые люди у нас и так в основном идут с перебором анкет, мы совершенно спокойно прощаемся с этими анкетами, потому что они ничего не дают с точки зрения информации.
Еще один момент. В нашей онлайн-панели есть вопрос, ответы на который сильно отличаются от результатов телефонников, — это партийные предпочтения. Анализировать партийные рейтинги по онлайн-панелям нам попросту нельзя, но крайней мере, по Ярославской области, потому что это достаточно протестный регион, здесь всегда процент «Единой России» ниже. Кроме того, в онлайн-опросах участвуют люди активные, которым не все равно. А такие, как правило, видят чуть больше, чем среднестатистический человек. То есть мы не набираем людей, которые живут на своей волне, не обращают внимание на дороги, на здравоохранение, и все у них в жизни хорошо, просто потому что они не видят проблем. Плохое здравоохранение для них — это норма, ездить по разбитой дороге — тоже: «так жили наши отцы — и мы, и наши дети будут жить точно так же». Таких людей достаточно много, и их нельзя однозначно отнести к какой-то категории — селяне или горожане — это, скорее, образ жизни. Они реже пользуются интернетом и соцсетями, и вообще — более закрытые. Но на выборы они ходят (видимо, под административным давлением). И что с этим делать? Как их достигать? Мне кажется, это большая проблема, потому что онлайн не даст ответа, как «вскрывать» этих людей.
Получается, что нужен какой-то очень глубокий инструмент для того, чтобы добраться до этих людей. Если они живут в какой-то своей парадигме, может быть, они и не хотят делиться.
Может, и не хотят, но через интернет они не хотят делиться значительно сильнее, чем по телефону. Поправка на пользователей соцсетей: все-таки там аудитория более активная, продвинутая. Но у меня есть стойкое ощущение, что крупные города уже более или менее представлены онлайн, а вот райцентры с населением 40-50 тысяч человек и село — там да, пока проблемы.
Вы добились больших успехов в своей панели, у вас развитая опросная сеть, люди отвечают, вы можете проводить мониторинговые исследования.
Да, мы публикуем данные по губернатору, по социальному самочувствию, но пока это никому не нужно. Я почти уверен, что рядовой избиратель с высшим образованием читает нас чаще, чем органы власти. Сам инструмент правильный, но его нужно докручивать в регулярном режиме. Нельзя разово этим заняться и потом говорить, что это рабочий инструмент. Нет, необходимо его все время совершенствовать, и рано или поздно ты достигнешь и труднодосягаемую группу населения, это вопрос времени.
На Ваш взгляд, как онлайн-панели будут видоизменяться в будущем? Что изменится в ближайшей перспективе?
Мне кажется, все будет зависеть от достижимости. Если достижимость будет падать — а скорее всего, так и будет, — заказчики будут думать, каким образом достигать тех, кого получить не можем. И будущее здесь за какими-то комбинированными методами, потому что разных людей в разных сегментах можно достигать разными способами. С молодежью все понятно — они никуда из онлайн-панелей не уйдут. Пенсионеры же очень разные: городской пенсионер, проживающий в Ярославле, и пенсионер, проживающий даже в пятидесяти километрах от областного центра, — это разные пенсионеры, они живут по-разному и ценности у них разные. Уж про столицу мы вообще не говорим.
Я думаю, онлайн-панели не умрут, просто те люди, которые будут пользоваться этим инструментом, должны в обязательном порядке четко отслеживать и результативность достижимости, и результативность ответов на конкретные вопросы исследований. Если есть такая возможность — сравнивать их с f2f и телефонниками. А их показатели так или иначе будут сближаться: сегодня возможность предоставления интернета по Российской Федерации 85-87%. Он все равно будет основным источником коммуникации. Более того, мне кажется, те люди, которые в последнее время не подходят к телефону, когда им звонят с незнакомых номеров (а их количество растет), могут отвечать онлайн, им так удобнее.
Если поднять статистику по американским телефонным опросам, можно увидеть, что они в какой-то момент уперлись в стену: телефонники перестали иметь широкую представительность. У меня есть знакомые в Америке, которые этим занимаются, они рассказывали, что количество людей, которые не берут трубку с незнакомых номеров, зашкаливает за 95%. А где тогда добирать? Либо f2f, либо онлайн. Онлайн там развит лучше, и люди, по крайней мере в больших городах, отвечают чаще, они к этому привыкли. У нас пока нет такой глубокой культуры отвечать онлайн, но она может развиться со временем, людей нужно к этому приучать. Молодые уже сейчас относятся к этому спокойно. А ведь молодежь постепенно будет переходить в средний возраст, средний возраст — в старший, и для них это уже не будет чем-то непривычным, как для сегодняшних пенсионеров.
В крупных городах онлайн-панель — прекрасный инструмент уже сейчас, но, поскольку есть проблема с электоральными опросами по онлайну, надо придумывать какие-то методики, которые будут более или менее реально представлять электоральную динамику. Пока — в ближайшие два-три года — в России онлайн не сможет показать адекватные результаты по электоральным опросам, по крайней мере, по рейтингам партий и основных политиков. Но, скорее, даже не из-за того или иного способа коммуникации, а по причине недоверия со стороны людей, что эти опросы действительно анонимные.
Безусловно, мы гарантируем анонимность и не привязываем номера телефонов к результатам опросов. Даже задачи нет кого-то вычислить. Но люди-то в это могут не верить. И проблема доверия будет гораздо более серьезной, чем способ доставки анкет. По телефону наверняка можно вычислить, за кого ты голосуешь, но перед онлайном эта проблема стоит гораздо острее. Когда проводится тот же f2f, у тебя есть образ интервьюера перед глазами: это может быть молодой человек, аккуратно одетый, с добрыми или со злыми глазами — все равно люди примерно формируют для себя образ даже незнакомого человека в течение двадцати секунд, для этого достаточно сказать несколько слов. Респондент для себя понимает, что перед ним человек, с которым можно поговорить или нельзя. А в онлайн-то все обезличено. И мне кажется, на этой волне через какое-то время будет возврат к f2f, когда мы поднасытимся онлайн-опросами и — особенно — если мы наделаем ошибок, в том числе в электоральных исследованиях (а там мы их точно наделаем). Вот тогда будет не то что ренессанс f2f, но некий возврат к ним — точно. Потому что, когда ты говоришь с человеком лицом к лицу, все-таки уровень доверия чуть выше, чем онлайн.
Возможно, надо придумывать какие-то хитрые методы обработки данных. Мы сейчас просто удаляем анкеты, которые нам кажутся бесперспективными. Но это ведь тоже своего рода произвол, это неправильно. Иногда я беру невзвешенный массив, взвешенный и с удаленными анкетами — и смотрю принципиальную разницу между этими тремя массивами данных. В каких-то вопросах там вообще все один в один, а в каких-то — диаметрально противоположные ответы. И где истина — я пока не знаю. Мы можем это как-то сопоставить, только когда потренируемся. Будет электоральный опрос максимально близко к дате выборов — и тогда мы сможем посмотреть четкую картину. Мы так раньше делали по f2f и по телефонным опросам, но там тоже нет стопроцентно однозначного ответа. Все равно есть последний день перед выборами, когда вылезают «последние аккорды»: и чернуха сливается, и знаковые выступления кандидатов, которые реально могут повлиять на итоговый результат. У нас сейчас запрещено публиковать результаты за пять дней, но сами-то мы их можем посмотреть и сопоставить. Мне кажется, какую-то золотую середину можно определить только опытным путем, в том числе работая с массивами данных даже тех респондентов, которые нам не подходят по квоте. Очень важно расширять объем анализа и уделять этому больше времени. Немного «поковырявшись» в массивах, можно найти некую истину, которая поможет потом правильно выстраивать выборку, и самое главное — правильно интерпретировать результаты. Так что в этом деле самое важное — опыт.
Поэтому сейчас я трачу на онлайн-панели свои деньги, они не очень большие, но это позволяет набить руку и понять, как происходит исследование в этой среде. Пока этот проект инициативный, это в большей степени внутренний опыт для аналитики онлайна, он необходим, потому что цифра все равно победит. Новое поколение уже полностью в цифре. Очень важно набить руку в онлайн-исследованиях именно сейчас. Необходимо отсеять лишнее и оставить главное. Это и есть наша перспектива на ближайшие год-два.
[i]Решением Тверского районного суда города Москвы от 21.03.2022 г. деятельность Facebook и Instagram (принадлежат компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной в РФ) запрещена на территории РФ.