Item Item Item Item Item Item Item Item Item Item
О проекте Команда Звонковый центр Новости Контакты
gbEng

25.06.2018
Здоровье
4742
ОЛЬГА ТЕРПУГОВА: "Сегодняшнее «закручивание гаек» имеет своей целью не улучшение системы оказания медицинской помощи, а сокращение затрат на нее".
Ольга Терпугова - врач-эндокринолог, который не боится высказываться по самым острым проблемам системы здравоохранения. Тем более, что она имеет опыт работы как в государственной медицине, так и в частной. Как в СССР, так и в современной России. Она лечит не только российских пациентов, но также и иностранцев. У нее богатый и самое главное разнообразный опыт, который дает ей возможность сравнивать, анализировать, делать выводы. В общем, думать о том как сделать нашу медицину лучше.
ОЛЬГА ТЕРПУГОВА: "Сегодняшнее «закручивание гаек» имеет своей целью не улучшение системы оказания медицинской помощи, а сокращение затрат на нее".
Частная медицина переживает не лучшие времена. Общий уровень жизни падает, люди реже обращаются в платные медицинские центры. Чтобы сэкономить тысячу обесцененных рублей, ярославцы готовы часами сидеть в очередях, рискуя попасть к врачу, который из всей учебной программы мединститута твердо запомнил лишь слово «антибиотики», одним словом, готовы на все, лишь бы сберечь кошелек. Однако частные медицинские центры не закрываются, а некоторые даже, наоборот, развивают бизнес. Так, один из руководителей ярославского центра «Академия здоровья» поведал нам, что количество пациентов неуклонно нарастает. Более того - открывается новый медицинский центр «Академическая клиника доктора Терпуговой». Успех, да еще на фоне кризиса, не бывает случайным. Может быть, сама Ольга Терпугова знает что-то особенное о медицине?

Терпугова2.jpg– Ольга Вячеславовна, расскажите о себе.
– В 1986 году с отличием закончила Ярославский мединститут, врач-эндокринолог, кандидат медицинских наук, работаю на кафедре поликлинической терапии, клинической лабораторной диагностики и медицинской биохимии Ярославского медицинского университета, являюсь главным врачом консультативно-диагностического центра «Академия здоровья». В настоящее время заканчиваем подготовку к открытию нового медицинского центра.
– Где? Новый центр будет больше старого?
– Адрес «Академической клиники доктора Терпуговой» – г. Ярославль, улица Некрасова, 34/76. По размеру новый центр немногим больше старого, но существенно превосходит имеющийся по функциональным возможностям.
– Вы – малый бизнес или крупный «игрок» на рынке медицинских услуг?…
– Несомненно, малый бизнес.
– «Малые» предприниматели жалуются… Централизация. Сети. Кризис. Налоги. Запреты. Как себя ощущаете как предприниматель?
– Когда работаешь в медицине, в качестве предпринимателя рассматриваешь себя в последнюю очередь. Негосударственная медицина дает возможность не столько заработать, сколько реализоваться как врачу. Это принципиально разные вещи.
– «Не корысти ради»? Трудно поверить. Медицинских центров – легион. И все работают ради самореализации врачей?
– По-разному бывает. В центрах, руководство которых больше нацелено на получение прибыли, делаются ставки на врачебные и шоферские комиссии, на дорогостоящие инструментальные методы обследования, на специалистов, к которым пациенты обращаются экстренно, ситуационно, но при этом многократно в течение жизни. Речь идет о стоматологах, мануальных терапевтах, массажистах. При этом сами медики в большинстве своем работают в таких медицинских учреждениях на совесть, и самореализация для них также имеет огромное значение.
– И эти центры успешны. А Вы? Ведь в вашем центре нет ни стоматологов, ни массажистов …
– Как правило, в частную медицину уходят люди с большим потенциалом. А на хорошего врача всегда огромный спрос. Вот в нашем маленьком центре очередь к некоторым специалистам доходит до 4–6 месяцев. По настоящему успешны в медицине не предприниматели, а люди, которые получают огромное удовольствие от врачебного труда и полностью посвящают ему свою жизнь. Для умного, грамотного, преданного своему делу доктора излечить пациента – все равно, что для детектива раскрыть преступление. Это удовольствие, это по-настоящему захватывает. Понимаете разницу, не лечить, а излечивать? Пришел человек больной, уходит – здоровый. Какое при этом ни с чем несравнимое чувство удовлетворения у врача! А пациент, как он реагирует? Справившись с первыми эмоциями, он начинает рекомендовать по-хорошему удивившего его специалиста всем – родным, друзьям, сослуживцам, знакомым из других городов, вот откуда у нас такие очереди. На днях из Англии привезли тяжелобольного ребенка. Местные эскулапы развели руками. О наших докторах родители узнали от российских родственников. Приехали со словами: «Вы – наша последняя надежда». Из Франции есть пациенты, из Арабских Эмиратов, из Израиля, медицину которого так хвалят…
– За границей все так плохо?
– Платная медицина в Израиле замечательная, а вот государственная по рассказам очевидцев оставляет желать лучшего. Большинство наших пациентов, эмигрировавших из страны, как это ни покажется странным, продолжает приезжать к нам на осмотры. Они уже привыкли к системному подходу наших врачей, к тому, что человека лечат целиком, не разделяя его на зоны влияния отдельных специалистов. Принцип же государственной медицинской помощи, будь то Великобритания, Израиль или Россия, ориентирован на узкопрофильный подход, при котором, как у Райкина, у каждого работника – своя зона ответственности, а за организм в целом никто ответственности не несет. Нет того, кто отвечает за то, «чтобы весь костюмчик хорошо сидел».
111-K-kardiologu.jpgУзкая специализация – одна из серьезнейших проблем современной медицины. В дипломах выпускников медицинских вузов написана специальность «лечебное дело». Это подразумевает, что человек, называющийся врачом, знает, понимает человека целиком и целиком же за него отвечает. Как земские доктора у Чехова и Вересаева. Сейчас мы декларируем возврат к этому в сфере семейной медицины, пытаемся восстановить то, что было утрачено в ходе бесконечных реформ системы высшего медицинского образования. Но уж очень велик провал. Десятилетиями искусственно сужалась сфера деятельности врачей. И у множества медиков сформировался стереотип восприятия: вот это – мое, а, вот это – специалиста из соседнего кабинета, а то, что мое, лечу строго по инструкции, не вдаваясь в нюансы и особенности конкретного пациента.
Представьте – у человека повышается артериальное давление, он приходит к кардиологу. Холестерин высокий, и пациенту автоматически назначают антихолестериновые препараты – статины, которые имеют огромное количество побочных эффектов. С точки зрения кардиологии, врач поступил правильно. Возраст, гипертония, не дай бог образуются тромбы, случится сосудистая катастрофа. Снижать холестерин до максимально низких показателей, и никаких вопросов! Кардиолог галочку поставил, с себя ответственность снял. Он сработал по стандартам. А вот очевидными вопросами – почему у данного пациента повышен холестерин и действительно ли нужно его снижать с помощью сильнодействующих и совсем не безвредных препаратов, врач почему-то не задается. На самом же деле холестерин – это одно из важнейших веществ человеческого организма. Из него образуются многие гормоны, витамин D, желчь, строятся клеточные мембраны, оболочки нервов. Без холестерина мы жить не можем! При этом регулирование уровня холестерина в крови – сложный процесс, в котором принимают участие многие системы организма. Так, например, всегда уровень холестерина повышен у людей с недостаточностью щитовидной железы. Значит необходимо привести в норму функцию этого органа, и холестерин нормализуется автоматически. Но кардиолог занимается исключительно вопросами сердечно-сосудистой системы, а щитовидная железа – вне сферы его внимания и интересов. Он 20 лет работает по своей узкой специальности и напрочь забыл, как эту железу пальпируют, и какие признаки говорят о нарушении ее функции. А если и помнит, ему некогда, у него 12 минут на прием. Успеть бы хоть сердце-то послушать. В результате пациент получает букет осложнений от выписанных согласно стандартам препаратов, а проблема при этом не только не решается, а усугубляется.
– Некоторые медики утверждают, что стандарты – это благо. Ведь они позволяют упорядочить и оптимизировать всю систему здравоохранения?
– Оптимизировать, может быть, и позволяют, но вот реально помочь больному вряд ли. Постановка диагноза идентична раскрытию преступления. Не случайно Конан Дойл писал своего Шерлока Холмса с известного английского врача Джозефа Белла, хирурга из Эдинбургской больницы. Болезнь – это преступление, свершившееся внутри организма. И дедуктивный метод – это метод, который применяет профессиональный врач при его расследовании. В диагностике не бывает мелочей, малозначимой информации. Возникновение болезни - это цепь последовательных, иногда случайных событий, приведших к плачевному итогу, событий – своих, особенных, индивидуальных в каждом конкретном случае. И если не понять все составляющие этой цепи, не удастся вернуть больного в его исходное здоровое состояние.
А у нас и пациенты, и врачи приучены мыслить категориями нозологической единицы – то есть болезни. У меня гипертония, атеросклероз, диабет. Но название болезни - это та условность, которая в свое время была принята в медицине для простоты общения между докторами.
В человеческом организме протекает великое множество процессов, и в любом из них может произойти сбой. Сбои у каждого заболевшего строго индивидуальны. Они зависят от наследственности, образа жизни, характера питания, профессиональной деятельности и множества других факторов. Поэтому одна и та же болезнь, возникшая у нескольких людей, у каждого протекает по-своему! Пришел нездоровый человек – и не важно, как называть тот набор жалоб, которые он предъявляет – ишемическая болезнь сердца или токсический зоб. Надо посмотреть организм в целом, понять, что сломалось в нем, и по возможности исправить все возникшие поломки. Такой подход требует очень вдумчивой и очень большой работы. Когда совершено преступление, детектив начинает собирать информацию о случившемся по крупинкам. И любая из этих крупинок может оказаться определяющей в раскрытии преступления. Точно также и в диагностике.
Первая клиническая специальность, которую изучают в любом медицинском вузе, пропедевтика – наука о методах обследования пациента. Будущие доктора учатся, как надо собирать жалобы, как расспрашивать об истории жизни и истории болезни. В ходе постижения этой дисциплины студенты должны понять, что в медицине неважного не бывает. Например, приходит к врачу пациент, которому 40 лет, а его проблемы связаны с тем, что произошло в тот момент, когда он появлялся на свет! Головные боли, которые беспокоят его на протяжении всей жизни, возникли от того, что при родах был травмирован шейный отдел позвоночника. Лечить подобную ситуацию обезболивающими или противовоспалительными препаратами бессмысленно. Нужно найти вот это зерно – корень зла, а значит, придется не только внимательнейшим образом осмотреть больного, но и задать большое количество вопросов не только ему, но, если это возможно, и его старшим родственникам. И когда причина найдена, появляется возможность не облегчить страдание на какое-то короткое время, а искоренить проблему раз и навсегда. Вот так должна выглядеть работа настоящего врача.
Поэтому студенты-медики за 6 лет обучения в вузе должны написать десятки историй болезней – очень серьезных больших работ в толстых тетрадях. В них они подробно отражают результаты расспроса и осмотра пациентов, проведенных согласно классическим методам, ставят предварительные диагнозы, обосновывают необходимые обследования, по результатам которых выставляют окончательные диагнозы и составляют планы лечения. Каждая такая работа «защищается» перед однокурсниками и преподавателями.
А потом молодые выпускники приходят в поликлиники, где попадают в ситуацию медицинского конвейера, по условиям работы которого провести полноценное обследование пациента физически невозможно, потому что на прием одного больного отводится 12–15 минут. Не то, что спросить о том, как он рождался, как развивался в детстве – его раздеть для осмотра некогда! О каком полноценном клиническом диагнозе можно говорить? Это не вина врачей. Это их беда. Это и есть стандарты оказания медицинской помощи.
– Это основная проблема государственной медицины?
– Нет, есть еще тяжелая экономическая ситуация. Больницы вынуждены выживать, в том числе за счет сокращения штатов. Так называемая оптимизация на деле выглядит так – сокращается число врачей, нагрузка распределяется на оставшийся персонал, который одновременно загружается кучей отчетной документации. В результате время для реальной работы с пациентом сокращается до минимума.
Кроме того, спектр бесплатных диагностических исследований, который лечебное учреждение может предоставить своим клиентам, сужается с каждым годом.
Например, больному необходимо оценить состояние щитовидной железы. Насколько это важно, мы с Вами уже обсуждали. Для того чтобы получить исчерпывающее представление о работе данного органа, нужно исследовать 6 лабораторных показателей. Стандарты диагностики дают возможность врачу назначить 1 (одно) исследование. Да, в типичном случае этот единственный показатель сможет дать приблизительную характеристику степени активности щитовидной железы. Но какое же несметное количество нюансов и вариаций встречается у конкретных пациентов! Как далеки бывают их индивидуальные ситуации от этих пресловутых стандартных…
– Вы критически отозвались о российской медицине, об израильской, я слышал то же самое и о немецкой…
– А уж про итальянскую просто без слез не скажешь. К сожалению, на опыте своих соотечественников несколько раз приходилось сталкиваться с крайне печальными примерами.
– И во всех случаях к слову «медицина» добавлялось слово «государственная»… Это приговор?
– Приговор, наверное, слишком жесткое определение, правильнее сказать – огромная повсеместная проблема.
– Что делать?
– С чего начинать, чтобы стало лучше? Мне кажется, какую проблему мы бы ни пытались решить, начинать нужно с образования, как среднего, так и высшего. Советское школьное образование формировало (и небезуспешно) личность с достаточно широким кругозором и предпосылками к системному мышлению. На первый взгляд ненужные большинству выпускников в будущем алгебра, геометрия, физика, химия позволяли во взрослой жизни, с одной стороны, воспринимать любую задачу всеобъемлюще, комплексно, а с другой – генерировать нестандартные решения и подходы, заимствованные из разных областей знаний. Сейчас же, реформируя образование, мы пытаемся копировать западные системы. Но так ли уж они заслуживают этого самого копирования?
В свое время я была поражена, когда встретила в Италии человека, считавшего себя интеллигентом, который не знал, кто такой Менделеев, и что за таблицу он придумал. Мой итальянский знакомый еще в начальной школе решил, что его жизнь будет связана с бизнесом, и по существующему в его стране стандарту (опять эти стандарты) вообще не изучал ни химию, ни физику, ни биологию.
chtoby-legche-bylo.jpgА чего стоят эти бесконечные тесты, заменившие живое общение обучающегося и педагога? Как-то поприсутствовать на моем врачебном приеме попросилась четверокурсница одного из московских медицинских вузов, кстати сказать, отличница. Такая форма обучения, когда студент перенимает навыки работы у специалиста напрямую, на мой взгляд, самая эффективная. Заходит пациентка с редким пороком сердца и очень интересными сердечными шумами. Спрашиваю студентку: «У вас с собой фонендоскоп?». Она: «Нет, я же к эндокринологу, а не к кардиологу на прием пришла». Даю ей свой. Она слушает сердце, глаза расширяются. Пациентка уходит, спрашиваю: «Ну что, услышали?», а она в ответ - «Ничего не поняла. Я сердце не умею слушать». И рассказывает, что у них новая, тестовая, система обучения. Студенты получают домашнее задание, на следующий день на занятии в течение полутора часов решают по прочитанной дома теме тест-«угадайку» из 300 вопросов, сдают его преподавателю и уходят. Именно таким образом они изучали пороки сердца. Я не хочу сказать, что так обстоит дело во всех ВУЗах. Но повсеместный переход к онлайн-обучению, к тестовым системам контроля за счет минимизация практической работы, живого общения – это очень недальновидная и опасная тенденция. Плохой инженер – это беда, неграмотный врач – это преступление. Есть преподаватели, которые это понимают, болеют за свою работу, стараются дать студентам как можно больше, в том числе за счет личного времени, личных инициатив, но…
Ситуация с заработной платой в системе высшей школы плачевна. Согласно официальным данным, опубликованным в открытой печати, зарплата доцента, имеющего ученую степень и значительный опыт преподавания, составляет 17–18 тысяч рублей. Профессора же вынуждены довольствоваться жалованьем охранников и продавцов, то есть оклад их составляет 30– максимум 40 тысяч рублей. В результате опытные, квалифицированные специалисты уходят из ВУЗов, а оставшиеся вынуждены совмещать преподавание с другими видами деятельности, приносящими хоть какой-то доход. А о каком качестве работы со студентами можно говорить, если педагог только и думает, как скорее убежать на вторую работу? Все это привело к катастрофическому падению престижности научного и преподавательского труда. Молодые талантливые выпускники отказываются от исследовательской деятельности, понимая, что итогом ее станет многотрудное написание диссертации и последующая работы на кафедре за зарплату, на которую невозможно прокормить семью.
– А когда-то было иначе?
– Конечно! Моя мама была профессором нормальной анатомии. Она была приглашена в Ярославль во вновь открывающийся университет, где создавался третий в стране после Москвы и Ленинграда факультет психологии. Это было огромное событие не только для нашего города – для всей отечественной науки, и все, кто принимали в этом участие, именно так к нему и относились. Студенты-психологи должны знать строение человеческого тела, которое они изучают на реальных препаратах также, как студенты медицинских вузов. Подготовку к преподавательской деятельности мама начала, будучи ассистентом кафедры нормальной анатомии саратовского медицинского института. На кафедре существовало непреложное правило – прежде чем преподаватель будет допущен к работе со студентами по определенной системе человеческого тела, он должен самостоятельно полностью отпрепарировать труп на эту систему. Если вы когда-нибудь бывали в анатомических музеях, то, вероятно, представляете, как выглядят такие наглядного пособия – скелет, плотно оплетенный сетью кровеносных сосудов. Это – пособие по кровеносной системе. На то, чтобы выполнить такую ювелирную работу, у будущего преподавателя уходили многие месяцы, за которые он, несомненно, изучал человеческие сосуды досконально. И только после этого, подробнейшим образом проэкзаменованный заведующим кафедрой, будущий педагог получал право преподавать студентам … только сосудистую систему. А дальше – точно тоже самое по другим системам. Мама, пройдя путь от ассистента до профессора, отпрепарировала все. И когда возникла необходимость переезжать из Саратова в Ярославль, она, как великую драгоценность, в спецвагоне везла ванны с этими отпрепарированными наглядными пособиями для открывающейся кафедры нового университета. По ним она начинала учить анатомии… даже не медиков! Психологов! Представляете, какой уровень? В вузах работали суперпрофессионалы, которые проходили долгий и сложный путь для того, чтобы заслужить почетное звание преподавателя высшей школы. И конкурсы на замещение вакантных должностей носили отнюдь не формальный характер. Из большого числа претендентов действительно выбирали лучших. Но и заработная плата у этих лучших была достойная, которая позволяла им полностью сосредотачиваться на своей работе, не задумываясь о хлебе насущном.
Так что, если мы ставим задачу качественной подготовки врачебных кадров, нужно повышать престижность преподавательской работы в медицинских ВУЗах, не в последнюю очередь за счет кардинального увеличения оплаты труда профессорско-преподавательского состава.
– Так зарплату придется в десятки раз поднимать!
– А иначе ничего не получится. Нужно, чтобы у человека, отвечающего за обучение будущего врача, не возникало необходимости ни в каких «совмещениях». Тогда меньшим числом прекрасно подготовленных преподавателей удастся сделать из студентов настоящих специалистов.
Еще одна большая проблема – мотивация, уровень культуры и, если хотите – уровень нравственности школьников, пополняющих ряды студентов-медиков. Испокон веков врачевание рассматривалось, как священнодействие. Врач допускается к самым сокровенным, самым тайным уголкам тела и души пациента, поэтому человек, называющий себя врачом, должен иметь на то не только профессиональное, но и нравственное право.
Свободное время современного молодого человека заполнено компьютерными «стрелялками», просмотром триллеров. Кровь, льющаяся рекой с экранов мониторов, размывает в душе зрителей ценность человеческой жизни. А потом мы хотим, чтобы эти самые зрители человеческие жизни самоотверженно спасали. Кто виноват в том, что низкопробные «кровавые» поделки так захватывают умы в общем-то неглупых парней и девчонок? Семья? Школа? Общество? Вероятно, по-своему все виноваты. Родители, которые вместо того, чтобы почитать ребенку книжку, с младенчества суют ему в руки гаджет; школа, в которой год от года сокращаются часы изучения литературы и русского языка, и преподавание начинает сводиться к натаскиванию на пресловутые тестовые экзамены; общество, в котором не находятся деньги на то, чтобы снять хороший фильм или поставить хороший спектакль, но тратятся миллионы на проведение массовых сборищ типа Дня города.
В результате в медицинские вузы приходят ребята, прекрасно разбирающиеся в компьютерах, но не владеющие русским языком, не умеющие общаться, не готовые заинтересованно слушать собеседника, и, что самое страшное, не способные сопереживать чужой боли и страданию. Для них, действительно, тестовая система обучения, оставляющая вне поля зрения чувствования реального больного, самая приемлемая. Им так удобнее, привычнее, им так проще. В итоге мы получаем выпускников, лишенных способности любить своих пациентов. А без этой способности в медицине делать нечего.
Вы спросите, зачем врачу любить больного? Дело в том, что если ты его не любишь, то и не вылечишь. Какой бы ни был пациент, у доктора должна возникнуть эмпатия к нему, глубокое эмоциональное сопереживание, которое позволит понять, почувствовать внутренние рычаги болезненного процесса. Любой хороший доктор – это психолог. Вот пациент входит в кабинет, и первое, что он привносит с собой – это чувство страха. Любое болезненное состояние на 50 % – это чувство страха по поводу непонятных изменений, произошедших в организме. И первая задача врача – успокоить, снять излишнее напряжение больного, настроить на доверительный разговор. При этом и сам доктор тоже должен «настроиться» на пациента, понять, на каком языке вести диалог, чтобы больной захотел и смог поделиться нужной информацией. К сожалению, в современном мире в любом болезненном состоянии все большую долю занимают психологические проблемы, и без психологической помощи лечить телесные недуги становится проблематично, а иногда и бесполезно.
У меня первичный прием больного продолжается от полутора до двух часов. Мы говорим о разных вещах, иногда напрямую с болезнями и не связанных, и в ходе этого разговора пациент успокаивается, перестает бояться человека в белом халате, понимает, что его проблемы мне искренне интересны. У врача, как на исповеди, рассказывают про самое наболевшее – про плохого начальника, про неверную жену, про сварливую тещу. Иногда больному нужно просто выговориться, и уже станет легче, половина симптомов уйдет. Когда возникает доверие между врачом и пациентом, когда они вместе начинают делать общее дело, искренне веря в его счастливое завершение, появляется возможность справиться практически с любым недугом. А вылечить человека, живущего в зашоре, с кучей душевных проблем, о которых некому рассказать, почти невозможно. История жизни – важная часть истории болезни. И собрать этот анамнез жизни по всем правилам пропедевтики можно, только беседуя с пациентом, которого ты любишь.
К сожалению, для очень многих россиян общение с психологом, психотерапевтом считается чем-то недостойным, постыдным, пугающим. Наши соотечественники в большинстве своем не готовы обращаться к подобным специалистам. В этой ситуации остается только одни выход – врач любой специальности должен обладать знаниями в сфере психологии, владеть основами психотерапии и, главное, быть готовым эти знания и навыки каждый день применять на практике. Большинство наших выпускников к этому не готово.
Каков итог? Из медицинских ВУЗов выходят, мягко говоря, недостаточно квалифицированные кадры, которые попадают в конвейерную систему работы медицинских учреждений, адаптируются в этой системе, находят в ней свои бесспорные преимущества... А дальше – всё. Изменить что-либо в образе мыслей, стиле работы, приоритетах и ценностях этих молодых специалистов уже вряд ли будет возможно.
– Неприятная картина. К сожалению, не от Вас первой это слышу. Другие доктора говорили мне о выпускниках медицинских вузов: «Большинство из них – это не врачи или, в крайнем случае, врачи, у которых страшно лечиться»…
– К сожалению, вынуждена согласиться.
– Темный ужас.
– Не совсем. Есть уникальные ребята, жемчужины. Их не так много, но они, безусловно, есть. Если вижу таких, пытаюсь больше общаться с ними помимо учебных занятий, приглашаю поприсутствовать на врачебном приеме, стараюсь заинтересовать научной работой. Их надо выращивать и оберегать от тлетворных влияний. Последнее, кстати, удается тяжелее всего.
– Отдельные прекрасные уникумы… А что им делать в системе стандартов, где на пациента 12 минут отпущено? Или им одна дорога – в частную медицину?
– Я почему их и выбираю, взращиваю – чтобы они умели и имели возможность работать нормально. Негосударственная медицина при сегодняшних реалиях – это единственное место, где врач может работать так, как он работать обязан. Вот почему, несмотря на финансовые сложности, пациенты все больше обращаются в частные медицинские центры.
– Извините, но есть несоответствие. Вы – за негосударственную медицину, и в то же время, говоря о положительном опыте, часто вспоминаете СССР. Там же все было государственное и ничего частного. И не является ли сегодняшнее «закручивание гаек», дисциплина, оптимизация и прочее как раз возвратом в советское прошлое?
– Давайте не будем забывать, что советская государственная медицина была сферой экономики, в которую направлялись очень немалые бюджетные средства. Серьезная государственная поддержка оказывалась крупным исследователям, основателям новых эффективных диагностических и лечебных направлений. Достаточно вспомнить офтальмолога С.Н.Федорова или травматолога Г.А.Илизарова. Начинавшие рядовыми врачами, они, благодаря своим уникальным разработкам, стали руководителями НИИ, создание и оснащение которых было финансировано государством. Обследование и лечение в советских больницах проводилось, исходя из реальных потребностей пациента, а не по циркулярам, спущенным сверху. Другое дело, что возможности этих лечебных учреждений часто были ограниченными в связи с недостаточной оснащенностью, но уж если необходимая аппаратура была, в ее использовании больным нее отказывали. Я не против, я – за государственную медицину, в которой пациент может рассчитывать на полноценную всеобъемлющую помощь, а врач – на достойные условия работы, позволяющие раскрыть его профессиональный потенциал.
Сегодняшнее же «закручивание гаек» имеет своей целью не улучшение системы оказания медицинской помощи, а сокращение затрат на нее. Все сосредоточено на экономической составляющей. Не нужно подменять понятия. Если мы хотим построить эффективную систему здравоохранения, нужно не о минимизации ее финансирования думать. Необходим объективный профессиональный анализ позитивного опыта, накопленного советской медициной, в том числе и опыта в сфере медицинского образования. Определяющим здесь является слово «профессиональный». Здравоохранением должны заниматься в первую очередь врачи, а уже потом – экономисты. И только базируясь на том лучшем, что накоплено в отечественной медицинской школе, можно и нужно внедрять современные инновационные технологии, при этом внедрять вдумчиво и аккуратно. Частная медицина – это то, что везде и всегда существовало наряду с государственной. Но при этом государственная медицина ни в коем случае не должна проигрывать частной ни по качеству оказания медицинской помощи, ни по статусу и самоощущению работающих в ней специалистов.
– У вас в центре нестандартный список врачей: эндокринолог, невролог, мануальный терапевт, психотерапевт, гастроэнтеролог. Почему?
– Дело не столько в перечне врачебных специальностей, сколько в команде единомышленников. У нас работают люди, понимающие друг друга с полуслова, одинаково представляющие себе то, как нужно работать с больным человеком. Люди, готовые быть на постоянной связи со своими пациентами, готовые задерживаться на работе до позднего вечера и приходить на работу в свои выходные.
С другой стороны, в нашем центре объединены специалисты, которые в командном взаимодействии могут исправить широкий спектр системных проблем человеческого организма.
– Отчего при таких очередях к врачам вашего центра вновь создаваемый центр по размерам немногим больше старого?
- А вот тут как раз вопрос финансовый. Средств не большие помещения нет. Если на каждого пациента отводится по полтора часа, сколько пациентов можно принять за день, совмещая это с работой в вузе? А при этом в штате центра - администраторы, медсестра, санитарка, бухгалтер. Прибыль-то остается мизерная. Я же говорила, не ради денег работаем.

Беседовала Лилия Швах

Опрос
Какое событие в жизни страны Вы хотели бы, чтобы случилось в 2024 г.?